#почитать #книги
Давно ничего не советовал, но сейчас есть повод — праздники длинные и можно найти часик на чтение :) Сегодня у нас Гоголь и его знаменитое второе издание повести «Портрет».
Не задумываясь ни на минуту, причислил бы эту повесть к списку любимых произведений русской классики. С потрясающе непохожих сторон раскрывает в ней Николай Васильевич собственный божественный литературный талант. Он целиком захватывает внимание как рассказчик, увлекает красотой слога как педантичный стилист, пугает эффектнее, чем любой западноевропейский классик готического романа и оставляет за читателем право на собственное мнение…
Вернее, оставлял — таковое качество повести имело место в первоначальной версии «Портрета». Затем, однако же, Николай Васильевич обратился к смелому, но неосторожному выбору превратиться в автора поучающего. Вторая, менее удачная половина гоголевской истории оставляет после прочтения томительное послевкусие. Этакую морализаторскую «горчинку», в которой с усердием и нарочитой простотой уездного священника предлагает читающему единственно возможное, на его взгляд, спасение от мещанского разложения души. Неудивительно, что так сокрушался Белинский: «проповеди» Гоголя не имеют и толики той силы, которой наделены его художественные образы.
Черт гуляет среди людей, и тем сильнее его тлетворное влияние, чем талантливее художник, чем сильнее в нем жажда завоевать мирское признание. Нечистому червонному золоту в обмен он полагает несоразмерную плату: вместе с даром божьим художник должен расстаться с осмысленностью творчества. Чартков поддался разрушительному влиянию этой злой силы, за что и поплатился увяданием таланта, и не осталось ему ничего более, кроме как до слез восхищаться чужим, очищенным от стяжательского порока творчеством. Не оцененным в золоте, но оставшимся в веках частью живой и подлинной культуры. Чарткову можно только искренне посочувствовать: не его вина, что воспитательный пафос Гоголя обязан был принести его талант к рисованию в жертву дьявольской силе. Ведь даже говорящую фамилию героя — следуя непреложной традиции классицизма — Гоголь сложил из слова «черт» и апеллесова афоризма «ни дня без черточки».
«Страшная» проза двадцатого века вышла не из-под необъятной шинели призрака Акакия Башмачкина, а явилась через портрет жуткого старика. Причем я говорю не только о неповторимой атмосфере, сопровождающей серьезные произведения мистического жанра, но о стилистических приемах прозы. Логика сна, когда мир выворачивается наизнанку, а одной грезе соседствует не пробуждение, но вторая и даже третья греза, по которым, как по анфиладе мрачного дворца, следует Чартков. Образы проступающей наяву страшной тени, а также глаза потустороннего существа, со злобой рассматривающие невинное творение бога.
Николай Васильевич без остатка, повинуясь порыву христианской добродетели, роздал свое литературное наследие читателю, а свои «инструменты» — ищущим авторам будущего. «Портрет» написан более полутораста лет назад, но таким живым, таким образным едва ли можно назвать многие современные тексты.
